Когда я заявился со своим вопросом к Улгэну, он сказал, что ему лень объяснять и он возьмёт меня на ближайший ритуал ге балдын, где я сам всё увижу. Вообще, чем хуже становилось моё здоровье, тем лучше ко мне относились Тунгусы. Они искренне верили, что я умру, и ничего не скрывали. Одно плохо — теперь за мной неустанно следовала Айнана и старалась минимизировать мой контакт с Лулу, Лизой, Змеем и Камбалой. Видимо, Тунгусы опасались, что я поделюсь с ними секретной информацией.

— Первый этап. Сбор крови, — пробормотал Улгэн.

Старуха склонилась над оленёнком, проткнула ему кожицу на шее и подставила к ране небольшую серебряную склянку, которую за мгновение до этого непонятно откуда вытащила. Ещё один предмет, сделанный из чистого мэнуна.

Набрав крови, старуха коснулась рукой ранки, и та сама собой зажила. Снова. Ни узоров, ни чакры. Как она это делает? После оленёнка старуха перешла к ребёнку, в ту же склянку сцедила и его крови. Затем отставила её и вернулась к оленёнку.

— Второй этап, — серьёзно сказал Улгэн. — Обнажение главной кости.

Старуха одной рукой перевернула оленёнка на живот, а затем ловко взмахнула ножом. На затылочной части головы зверя появился ровный полукруглый порез. Старуха взялась за шкуру и оттянула её, обнажая кость.

Я поморщился. Неприятное зрелище. Но я бы с большим интересом изучил главную кость оленёнка. Она должна быть испещрена природными узорами зверя. Именно эту кость Чернокнижники вырывают и превращают в костный порошок, который вводят в свою кровь.

— Третий этап, — продолжал Улгэн. — Я не знаю, как перевести его на твой язык. Так что смотри сам.

Старуха протянула указательный палец и остановила его над головой оленёнка. С её ногтя сорвалась серебряная капля, упала на окровавленную кость и зашипела. Затем ещё одна капля. Ещё.

— Расплавленный мэнун, — пояснил Улгэн.

Я с удивлением смотрел, как на кость бедного оленёнка льётся расплавленный металл. Наконец, спустя секунд тридцать, старуха убрала палец.

Пятьдесят пять капель, — заметила Алиса.

Старуха взяла склянку и вылила всю смешанную кровь на кость. Ноги оленёнка начали подрагивать, мышцы пульсировали под шкурой. Жуткое зрелище.

— Четвёртый, последний этап. Он наступает, когда мэнун запомнил сэрэ и впитался в кость будущего ниру.

— Что такое сэрэ?

— М-м-м… — Улгэн задумался. — Узор, наверное. Хотя это неполное значение.

Старуха опустила ладонь на затылок оленёнка и затем медленно подняла руку, будто магнитом вытягивая из затылочной кости серебристо-бордовую жидкость, ярко переливающуюся под тусклым светом. Похоже — смесь крови и расплавленного мэнуна.

Старуха перевернула свободной рукой ребёнка на живот. Блеснул серебряный нож, и на коже, на месте верхнего позвонка, появилась полукруглая ранка.

— Скажи мне. Вы пользуетесь чакрой? — спросил я, не отводя взгляда от происходящего таинства. Старуха опустила руку над ребёнком, и жидкость полилась в рану.

— Да, — безмятежно ответил Улгэн. — Как ещё?

— Но почему я её не чувствую?

— Мы используем меван чакры. Её суть. Убираем все примеси. Тебе не понять, ребятишка. Никому из вас не понять.

Я нахмурился. Открыл уже рот для уточняющего вопроса, как последняя капля серебристо-бодровой жидкости упала на кость ребёнка. В то же мгновение малыш вспыхнул чакрой. Я остался стоять с открытым ртом.

Горячая чакра! — воскликнула Алиса. — Вот в чём дело! Тунгусы используют горячую чакру, Арчи!

Я закрыл рот и сглотнул. И пока приходил в себя, раны на оленёнке и ребёнке сами собой закрылись. Старуха с улыбкой оглядела Тунгусов и певучим голосом пропела:

— Давды-ы-ын!

Сразу же послышались радостные шепотки. Тунгусы были довольны.

— Ты принёс удачу, ребятишка, — усмехнулся Улгэн. — Далеко не каждый ребёнок может обрести связь со своим ниру и стать бэюктэдери. Но после каждого ритуала использованный мэнун теряет свои свойства. Пойдём. Тебе больше нечего смотреть.

Улгэн последовал на выход, а я за ним. Каждый шаг отдавался болью в лёгких. Приходилось опираться на трость, чтобы идти, а не ковылять. Мимо нас к месту ритуала прошла ещё одна женщина с ребёнком.

— Кто такие бэю…

— Бэюктэдери. На вашем языке нет такого слова. Это те, кто получили своего ниру.

— А если ритуал провалится…

— Никто не умрёт. Каждый член нашего Племени должен пройти через ритуал.

Мы вышли на улицу. Было довольно прохладно, под ногами хрустел снег, светило солнце.

— Каждый член племени? А что бывает со зверьми, которые не нашли себе… хозяина?

У меня на языке было очень много вопросов, и я не знал, какой задать первее.

— Да, каждый. Звери возвращаются в свой Лес.

— Только олени и волки?

— Нет, ребятишка. Зверей хватает.

Меня вдруг прихватило, я закашлялся, пятная снег кровью.

— Тебе нужно отдохнуть, — с сочувствием сказал Улгэн.

— Нет, — в любое другое время я не стал бы так разбрасываться своей кровью и обязательно бы её убрал — как Кровавый Огранец я прекрасно знаю, какие опасные последствия могут быть у такой, казалось бы, незначительной неосторожности.

— Вопрос. Если вы используете суть чакры, то что используют гули?

Улгэн резко замер и развернулся. Он проницательно смотрел мне в глаза и хмурился.

— Только знающий может задать такой вопрос. Ты умеешь пользоваться меван чакрой? Но это же невозмо… — в глазах Улгэна вдруг засветилось понимание.

Я до скрипа в костях сжал навершие трости, злясь на самого себя. Так тупо сдать себя с потрохами…

— Кто твой отец?

Вопрос Улгэна сбил меня с толку. Он не догадался о Глазах Весов?

— Влад Драгин.

— Драгины, значит… Но почему ты призываешь свинью, а не дракона? У тебя нет родовой кости, как ты… — Улгэн перешёл на свой язык, и я перестал его понимать.

Похоже, горячей чакрой не только мы умеем пользоваться, — заметила Алиса. — И это ожидаемо. Раз Глаза Весов способны с ними взаимодействовать, то, очевидно, и другие Глаза на такое способны.

— Вы ответите на мой вопрос? — сухо перебил я бормотание Улгэна.

— Ты владеешь меван чакрой?

— Знаком с ней, — уклончиво ответил я. Старый хрыч чувствует ложь, как и Айнана. Лучше не врать.

— Твой вопрос слишком точный, ребятишка. Мало быть знакомым с меван чакрой. Нужно владеть ею.

Я промолчал.

— Расскажу тебе то, что сам узнал на поле боя, — Улгэн наконец-то перестал пялиться на меня и вытащил трубку. Раскурил её. — Если рассматривать чакру глубже, то можно выделить три слоя. Меван чакра — это жизнь. Суть чакры. Буни чакра — это то, чем владеют гули. Смерть.

Холодная чакра, — довольно сказала Алиса. — Как Инь-Ян. Холодное и горячее смешивается и образует единое целое.

— А третий слой? — спросил я, мысленно согласившись с Алисой. И лучше бы сменить терминологию. Теперь буду называть эти два вида чакры ян-чакрой и инь-чакрой.

— В нашем народе нет ей названия, — пожал плечами Улгэн, выпустив дым. — Я слышал, что третий слой чакры скрепляет первые два. И без него не существовало бы привычной вам, Огранённым, чакры.

Связующее звено между Инь и Ян, — задумчиво отозвалась Алиса. — Мы с этой чакрой ещё не встречались. Или… Может, поглощение памяти у людей — это оно и есть?

— Ты совсем плохо выглядишь, ребятишка, — Улгэн с жалостью окинул меня взглядом. — Отдохнуть тебе надо. Хватит на сегодня.

— Почему вы показали мне ритуал? Я умираю, да. Но риск всё равно остаётся. Вдруг расскажу кому-нибудь?

— Это не такой большой секрет, как ты думаешь, — усмехнулся Улгэн. — Верхушки всех стран-гегемонов знают про ритуал и про свойства металлов.

— И всё же…

— Иногда полезно размешать привычное чем-то новым, — перебил меня Улгэн. — Тем более сейчас, на пороге возможного катаклизма. Взгляд чужака на наши ритуалы и традиции может оказаться полезен, ребятишка. Ты слишком молод, чтобы понять суть того, что я тебе сказал. Но теперь ты знаешь причину.